Что же нам остаётся?
- Когда-нибудь о тебе будут слагать песни…
- И только-то?
- Поверь, это уже немало.

Для начала хочу поблагодарить Ирину Анатольевну за бесплатные приглашения на сеанс этого фильма.

В пятницу вечером ходили с другом на просмотр. Об этом фильме не очень просто говорить, поэтому, наверное, всё будет как-то сумбурно. Трёхчасовой сеанс пролетел для меня незаметно - времени я совершенно не чувствовал. Периодически отвлекался, конечно, на уходивших из зала людей. К слову, в "Орлёнке" был почти полный зал, что для этого кинотеатра редкость. До конца сеанса, по моим прикидкам, досидели едва ли 2/3 зрителей. Скажу честно: с одной стороны, мы с другом искренне недоумевали, почему люди уходят… а с другой - я не знаю, могу ли я рекомендовать хоть кому-нибудь идти на этот фильм и смотреть его. Сомневаюсь, можно ли назвать это проблемой картины, но скажем так: не стоит ждать, что она оправдает какие-либо возложенные на неё ожидания.
Эта картина ныне, увы, покойного Германа – поистине его лебединая песня, его «Реквием», если такое сравнение будет уместно. Уровень мастерства режиссёра поистине невероятен – как уже много раз писали кино-журналисты и рецензенты до меня, это и не кино в привычном нам понимании. Это глубочайшее, и в то же время, кристально ясное, повествующее о простых и понятных вещах, но совсем не простым образом, и при этом обходящееся без костылей вроде пресловутого кино-языка, сюжета, чётко выраженных героев повествования, философско-социальное произведение искусства. Друг, который был со мной на сеансе, потом сравнил картину с опусом Стенли Кубрика «Космическая Одиссея 2001», оговорившись, что фильм Германа превосходит её на голову, лежит в какой-то иной плоскости осмысления. Он же очень удачно охарактеризовал этот фильм как совершенное понятное и невероятно качественное сотворённое советское кино в самом хорошем смысле этого слова – но при этом свободное, созданное без запретов, цензуры и без боязни каких-либо неудобных толкований и трактовок. Картина просто гениальна – я не в кино побывал, нет. Это об моё лицо тёрлась морда лошади дона Руматы, это мне мешала смотреть сбруя его коня, лезла в глаза бахрома из колбас, связок чеснока и развешанных тряпок в его замке, это вокруг меня суетились рабы и слуги, это мне в лицо брызгала грязь, лезли мухи, это на меня лился дождь, это мне в лицо несло трупным смрадом. Я ТАМ БЫЛ. Я посетил Арканар. Меня туда втащили. В момент, когда произошёл один из важнейших диалогов – разговор Руматы с доном Рэбой, во время которого Рэба осознал, что перед ним некто сильнее его, и от ужаса начал блевать, я ощутил запах рвоты. Я был там.
В какой-то из рецензий читал, что единственным красивым предметом за весь фильм были перчатки дона Руматы. Не согласен. Красивых – по-настоящему эстетичных и красивых предметов – в фильме было, на мой взгляд, всего три: это флейта главного героя (о ней отдельно), оголовок одного из его мечей в виде головы ящера, и панцирь с отчеканенным на нём родовым гербом благородных донов Эсторских.
Фильм наполнен как прозрачными, в общем-то, и достаточно читаемыми символами (въезд пьяного Руматы на осле задом наперёд в город под хоровое пение монахов, фрески Богоматери в одном из замков, питие воды, в которой благородный дон ранее омыл ноги, голова главного героя на пиршественном столе в самом начале фильма – как усекновенная голова Иоанна Крестителя, ну и прочие), так и цитатами из фильмов. Герман процитировал и самого себя – так, сцена с укусом пальца Руматы Кирой аналогична такому же эпизоду из фильма «Хрусталёв, машину!» в кабинете генерала, а момент пленения Руматы ох как напоминает сцену ареста того же генерала из всё того же «Хрусталёв…» – так и Тарковского: конечно же, его и шедевр «Андрей Рублёв» (просто множество эпизодов, так или иначе отсылающих к этой картине), и не менее гениальный «Сталкер» (долгие планы, концентрация на лицах персонажей). Да даже цитатам из фильма «Кин-дза-дза» нашлось место: кольцо в носу одного из учёных-землян в эпизоде с их встречей у дона Руматы, его раб, повсюду таскавший железный стул.
Проработка деталей и атмосферность завораживает. Повторюсь: редко где и когда удавалось увидеть столь тщательную, скрупулёзную работу. Почему-то сейчас на память пришла ещё и картина Владимира Бортко «Собачье сердце». Неудивительно, впрочем: «Трудно быть богом» стоит в одном ряду со всеми великими произведениями русского кино, органично дополняя его. Этот фильм отметает все ожидания, все претензии, высказанные в его адрес, все чаяния и надежды. Герой погружён в тьму. Хотя нет, не в тьму – скорее, в серость, в самую настоящую рутину из грязи, крови, смерти, страдания, тоски, скотства, нежелания рабов жить без цепей и снимать колодки (в буквальном смысле), в понимание только одного языка – силы, и в отсутствие желания понимать хоть что-то другое. Нас, зрителей, не приглашают туда, нам ничего не предлагают – мы с самого начала сеанса оказываемся вместе с героем там. Кто-то не выдерживает, и таких немало.
Звук просто поразителен. Светлана Кармалита и Алексей Герман-младший проделали поистине великолепную работу: слышно каждое слово, произнесённое шёпотом, слышно плеск мельчайших капель, бульканье грязи, бормотание жителей города за завесой дождя и стоны истязаемых узников в подземелье – сквозь треск и гудение огня. Музыки в фильме почти нет, если не считать 4-х эпизодов: Румата играет на флейте в самом начале фильма, после пробуждения; вроде бы кто-то из землян насвистывал некую земную мелодию; потом эпизод с девочкой и склянками, на которых герой исполняет хрустальную мелодию, самым диким образом контрастировавшую с тем, что творилось вокруг него; потом - дикие, какофонические, звериные какие-то звуки оркестра монахов у ворот города, игравших уже после того, как орден Чёрных взял Арканар; и, наконец, соло на флейте от Руматы же, в составе «джазового трио» из солдата, отбивавшего такт в свою капеллину ложкой, и слуги, басовито гудевшего в древний аналог тубы. Не могу не сказать об игре главного героя на флейте – это нечто поразительное. Это совершенно джазовые пассажи – не зря я пошутил про трио – которые не в состоянии оценить никто, кроме, собственно, исполнителя, самым невероятным образом и контрастирующие, и, в то же время, порождающие какую-то невероятную синергию с тем, что творится вокруг.
Леонид Ярмольник в главной роли бесподобен. Всемогущий по куда как скромным меркам обитателей Арканара, и в то же время – бессильный в рамках общепринятых для людей Земли норм морали и нравственности. Он не помогает уже никому, оставьте. Спасённые им книгочеи грызутся между собой, словно пауки в банке, сдают друг друга Серым, держат за пазухой нож, и стерегут удобный случай. Никто не слышит и не видит, никто не хочет не то что постигать – даже выбраться, разогнуться, протереть глаза. Румате остаётся только вино, сны, поединки, а ещё издёвки: не столько над окружающими, сколько над собственной ролью бессильного творца, наконец-то разрешившего дилемму Бога - создав камень, который он сам не может поднять. Утопающего в принципе не возможно спасти, если он смотрит на того, кто протянул руку, как на сумасшедшего, и сам хватается покрепче за камень, тянущий его ко дну. Всё кончено, забудьте. А напоследок маэстро сыграет нам туш – в такт гулкому лязганью ударов по полям капеллины, и под редкие басовые хрипы тубы, поддерживающей упрямо на что-то надеющуюся вихляющую мелодию флейты.