Любовь. Сказка

Белые, накрахмаленные скатерти были залиты солнцем, тонкие занавески на окнах трепетали от прохладного ветерка, кухня сияла чистотой.

- Дорогая, какой прекрасный день! – громко говорил молодой Половник в нарядном мельхиоровом костюме своей миниатюрной невесте, чайной Ложечке. – Я счастлив, счастлив безмерно.
Ложечка сияла лицом и сдержанно кивала в ответ. Она была вся в чудных, тончайшей работы вензельках, получила прекрасное образование и умела держать себя в обществе.
- Ах! - громко и счастливо снова восклицал Половник. Для него сегодняшний день был настоящим триумфом.
- Невеста-то из благородных, - шептались столовые приборы, - чистое серебро. И не стара совсем. А вот, за Половника пошла. Любовь…
Прошло полгода. Ложечка похудела и потемнела лицом. Половник, напротив, посолиднел и обзавелся полезными связями на кухне. Он все еще любил ложечку, но теперь она ему уже не казалась такой совершенной и безупречной как тогда, когда он в первый раз увидел её на фарфоровом блюдце с лицом, так мило выпачканным шоколадным кремом.
- Вечно ты в чае или кофе болтаешься, а дома - грязь и есть нечего, - выговаривал он ей по вечерам. - А ведь я стараюсь для нас обоих, работа у меня тяжелая, не только с кастрюлями, но и с котлами дело иметь приходится. А ты – хоть бы пошевелилась.
- И мама твоя, - продолжал Половник, - ты меня извини, но какая-то безмозглая совершенно. С утра до вечера дзынькает в чае да мелет всякую чушь про книжки да картинки, а пусти ее на базар, так и кости суповой приличной выбрать не сумеет. Надо бы тебе реже с ней общаться, она дурно влияет.
Ложечка слушала, молчала и только опускала тонкую шею. Ей вспоминался родной дом, где всегда было слегка неубрано, и обед готовился не каждый день, но как-то весело было, легко, интересно…вечерами за чаем столько смеялись, обсуждали что-то… не так было.
В воскресенье к ним приходили обедать родители мужа, кухонные Черпаки с большим самомнением.
- Полгода уже как поженились, а детей всё нет, - говорил отец, тертый Черпак, пропахший борщом и чесноком, с явным неудовольствием оглядывая маленькую, щуплую невестку.
- Да, внуков, видно, и не дождемся, - поддакивала его жена с кривой ручкой, громко хлебая фасолевый суп.
Внутри у Ложечки что-то жгло, больно и невыносимо, что-то подсказывало ей, что они не правы, что нельзя так, но она лишь опять виновато опускала тонкую шею…
Но вот, однажды, за обедом, к Ложечке обратился блестящий десертный Нож:
- Уедемте! – сказал он. - Я давно Вас люблю, давно наблюдаю Ваше ужасное положение. Поверьте, Вы - прекрасная, нежная, Вы достойны лучшего! Уедемте! Сегодня же, завернемся в салфетку и сбежим!
Ложечка смотрела в его узкое, тонкое лицо, и внутри что-то поднималось, скребло и щекотало, что-то слабое, пугливое и давно забытое. Но какой-то другой голос, нахальный и властный, сказал будто за неё:
- Как Вы можете говорить так?! Я – порядочная женщина, мой муж – весьма уважаемый на кухне человек, а Вы… Вы - жалкий стальной нож для десертов, которых тут на кухне - тысячи, Вы, Вы - никто!!
И Ложечка, неожиданно для себя самой, захохотала противным, визгливым смехом…
А спустя месяц Ложечку уронили под стол, и на нее нечаянно наступил толстый, хозяйский мальчик. Шейка у нее была совсем тонкая и сразу переломилась. Её, конечно, припаяли, но прежнего изысканного вида не было, так что к гостям она теперь не выходила, а торчала в мёде или в варенье на кухонном столе.
Муж её к тому времени совсем заважничал, жены-калеки стеснялся, и, говаривали, завел роман с китайской фарфоровой ложкой, пестрой и безвкусной.
- Вот ведь, мельхиоровый, Половник в чине, - шептались столовые приборы, - а водит шашни с этой безродной и невоспитанной иностранкой. Любовь…
Лера Манович